В 313 году н. э. Константин вступил в союз с императором Лицинием, который был правителем восточных провинций. Миланским эдиктом они даровали свободу поклонения и равные права всем религиозным группам. Многие историки, однако, склонны умалять значение этого документа, считая его лишь обычным официальным письмом, а не важным документом империи, определявшим изменение политики в отношении христианства.

Религия в стратегии Константина

Об отношении римских императоров третьего и четвертого веков к религии в книге «История греческого народа» («Историа ту Эллинику этнос») сказано: «Даже те, кто, находясь на императорском троне, не проявляли глубокого интереса к религии, подчинялись веянию времени, считая необходимым выдвигать религию на одно из первых мест в своей политической схеме и придавать своим действиям по крайней мере оттенок религиозности».

Бесспорно, Константин был человеком своего времени. В начале пути к власти ему был необходим бог-покровитель; им не мог быть какой-нибудь забытый римский бог. Империя, включая религию и другие институты, находилась в упадке и, чтобы вновь укрепить ее, необходимо было найти что-то новое, дающее стимул для развития. В одной греческой энциклопедии («Хидриа») говорится: «Особый интерес Константина к христианству объясняется не только тем, что оно поддерживало его победы, но и тем, что благодаря христианству его империя была реорганизована. Христианские церкви, существовавшие повсюду, оказывали ему политическую поддержку. [...] Он окружил себя великими прелатами того времени... и неоднократно обращался к ним с просьбой сохранять единство».

Константин понимал, что «христианская» религия — ставшая к тому времени отступнической и продажной — как обновляющая и объединяющая сила могла помочь ему утвердить свою власть в империи. Используя отступническое христианство для получения поддержки и продвижения своих собственных интересов, он решил объединить народ «кафолической», то есть всеобщей, религией. Языческим обычаям и праздникам давались «христианские» названия. А «христианские» священники по положению, жалованию и влиянию теперь ничем не уступали языческим жрецам.

Стремясь из политических соображений к гармонии внутри религии, Константин быстро устранял любые разногласия, руководствуясь при этом не истинностью учений, а мнением большинства. Серьезные идейные разногласия внутри очень разобщенной «христианской» церкви позволили ему выступить в качестве «посланного Богом» примирителя. Решая разногласия с донатистами Северной Африки и последователями Ария восточной части империи, он быстро понял, что для создания прочной, объединенной религии недостаточно убежденийa. Для вынесения решений, касающихся полемики с Арием, он созвал первый в истории церкви вселенский собор. (Смотрите рамку «Константин и Никейский собор».)

Говоря о Константине, историк Пол Джонсон утверждает: «Одной из главных причин его терпимого отношения к христианству могло быть то, что оно позволяло ему и государству контролировать политику церкви в вопросе доктрин и отношения к ересям».