Поскольку мои братья и я отказывались произносить «Хайль Гитлер!», папу вызвали в суд. Ему предложили подписать документ с отречением от веры. В документе также говорилось, что он обязуется воспитывать своих детей в согласии с нацистской идеологией. Папа не стал подписывать этот документ, поэтому их с мамой лишили родительских прав, а меня отправили за 40 километров от дома в исправительное учреждение.

Я очень скучала по дому и много плакала. Воспитательница старалась заставить меня вступить в союз гитлеровской молодежи, но тщетно. Другие девочки пытались поднимать мою правую руку, когда все отдавали честь фашистскому флагу, но у них ничего не вышло. Я помнила, что служители Бога, жившие в библейские времена, говорили: «У нас и в мыслях не было оставить Иегову, чтобы служить другим богам» (Иисус Навин 24:16). Я испытывала такие же чувства.

Нам с родителями было запрещено встречаться. Однако они могли тайно видеться со мной, когда я шла в школу, и в самой школе. Эти короткие встречи укрепили мою решимость оставаться верной Иегове. Как-то раз папа дал мне маленькую Библию, которую я надежно прятала в своей постели. С какой радостью я читала ее, хотя мне приходилось это скрывать! Однажды меня чуть не поймали, но я быстро спрятала Библию под одеяло.

В монастырской школе

Все усилия перевоспитать меня были напрасны, и школьное руководство решило, что я все еще нахожусь под влиянием своих родителей. Поэтому в сентябре 1942 года они отправили меня поездом в Мюнхен в монастырскую католическую школу Адельгунден. Во время переезда монахини увидели мою Библию и отобрали ее.

Поскольку мои братья и я отказывались произносить «Хайль Гитлер!», папу вызвали в суд. Ему предложили подписать документ с отречением от веры. В документе также говорилось, что он обязуется воспитывать своих детей в согласии с нацистской идеологией. Папа не стал подписывать этот документ, поэтому их с мамой лишили родительских прав, а меня отправили за 40 километров от дома в исправительное учреждение.

Я очень скучала по дому и много плакала. Воспитательница старалась заставить меня вступить в союз гитлеровской молодежи, но тщетно. Другие девочки пытались поднимать мою правую руку, когда все отдавали честь фашистскому флагу, но у них ничего не вышло. Я помнила, что служители Бога, жившие в библейские времена, говорили: «У нас и в мыслях не было оставить Иегову, чтобы служить другим богам» (Иисус Навин 24:16). Я испытывала такие же чувства.

Нам с родителями было запрещено встречаться. Однако они могли тайно видеться со мной, когда я шла в школу, и в самой школе. Эти короткие встречи укрепили мою решимость оставаться верной Иегове. Как-то раз папа дал мне маленькую Библию, которую я надежно прятала в своей постели. С какой радостью я читала ее, хотя мне приходилось это скрывать! Однажды меня чуть не поймали, но я быстро спрятала Библию под одеяло.

В монастырской школе

Все усилия перевоспитать меня были напрасны, и школьное руководство решило, что я все еще нахожусь под влиянием своих родителей. Поэтому в сентябре 1942 года они отправили меня поездом в Мюнхен в монастырскую католическую школу Адельгунден. Во время переезда монахини увидели мою Библию и отобрали ее.

Однако я твердо решила оставаться верной своим убеждениям и отказывалась посещать церковные службы. Когда я сказала одной из монахинь, что мои родители по воскресеньям читали мне Слово Бога, ее реакция меня удивила. Она вернула мне Библию! Вероятно, мои слова тронули ее сердце. Она даже согласилась, чтобы я ей почитала Библию.

— Но Иегова сотворил все. Он Создатель всех людей! — возразила я.

Летом 1943 года начали бомбить Мюнхен, и детей из Адельгундена вывезли загород. В то время я часто вспоминала мамины слова: «Если нас когда-нибудь разлучат и ты даже не будешь получать от меня писем, помни, что Иегова и Иисус с тобой. Они никогда не оставят тебя. Поэтому не переставай молиться».

Снова дома

В марте 1944 года я вернулась в Адельгунден. Там из-за сильной бомбежки Мюнхена мы почти не покидали бомбоубежище. Родители постоянно просили, чтобы меня им отдали. В конце апреля 1944 года они получили разрешение, и я возвратилась домой.

На прощание директор сказал мне: «Гермина, когда вернешься домой, пиши нам. И оставайся такой, какая ты есть». Теперь он говорил совсем по-другому!